Подлинным, хотя и неофициальным победителем в соревновании американских кинорежиссеров Великого Немого периода, был не Дэвид Уорк Гриффит, поставивший легендарные фильмы «Рождение нации» и «Нетерпимость», не Сесиль Де Милль, поражавший зрителей театральной зрелищностью своих постановок, а Эрих фон Штрогейм – человек, о котором Жан Ренуар сказал, что «тропинка, которую он выбирал, всегда была самой извилистой». Его фильмы резко выделялись своей смелостью, непохожестью они вызывали нападки прессы, возмущение общественного мнения.

У каждого народа, каждой страны есть свои особенности, какие-то общие ценности и характерные черты. И очень часто в разговоре о каком-либо народе тут же всплывает стойкое выражение, очень метко характеризующее этих людей своей ёмкостью и остротой. Например, говоря о русских, нельзя не сказать о «загадочной русской душе», об эстонцах – о любви эстонцев к медлительности, и т.д. В случае же с американской культурой принято говорить об «американской мечте». Ведь Америка изначально появилась как оплот мечтаний и надежд авантюристов-путешественников с других континентов. Основополагающим словом здесь можно сделать «Эльдорадо», страну, где золота хватит на всех. Люди стремились найти эту страну, завоевать себе богатство, а вследствие него – почёт и уважение в обществе. Прошло три столетия, но мало что изменилось в корне в основных желаниях американцев. Устойчивое и респектабельное положение в обществе, благополучная семья, приличный доход, маленький домик – вот она, та самая американская мечта в представлении рядового американца. Это - ее характерные черты, которые находятся в неизменном положении, претерпевая какие-то незначительные изменения на протяжении всего двадцатого - начала двадцать первого веков.

И поскольку кино получило своё развитие как раз в двадцатом веке (и, будем надеяться, получит его и в веке двадцать первом), то с образом этой самой мечты оно успело «наиграться» уже вдоволь. Причём, нельзя подвести картины, затрагивающие этот образ мечты, под одну линию. Одни прославляют этот миф («В погоне за счастьем»), другие развенчивают («Красота по-американски»), третьи же какие-то отдельные черты этой мечты пародируют, иногда скрыто, иногда – совсем уж явно («Марс атакует», «Последний киногерой»).

Однако всё упомянутые выше названия – это зарубежные современные фильмы. Основным предметом же данной работы будут являться отношения между американской мечтой и великим режиссёром Эрихом фон Штрогеймом. Особенности взаимоотношений Штрогейма и американского общества, в чём, почему и как эти взаимоотношения проявлялись – вот, пожалуй, основные вопросы, на которые хотелось бы дать ответы.

Эрих фон Штрогейм родился в Австрии в 1885 году. Вырос, помогая отцу, мелкому предпринимателю в его магазине шляп и перчаток, расположенном в Вене. Будучи юношей, пошел в армию, откуда вскоре, согласно слухам, бежал. Его неожиданное дезертирство и повлекло за собой эмиграцию всей семьи Штрогеймов в Америку.

В 1909 году Штрогейм приезжает в Америку. Работа в магазине шляп, служба в армии, дезертирство, еврейское происхождение - все эти факты своей биографии он тщательно скрывает. Для Америки им создаётся абсолютно новый образ – образ аристократического молодого человека, с отличной военной выправкой и неизменной насмешкой на губах. Штрогейм придумывает себе новую биографию.

Практически в то же время он начинает разрабатывать собственный образ и на экране, немногим отличающийся от того, каким его видят люди в реальной жизни. Особенности его – полная противоположность всем остальным звёздам Голливуда 20-х годов, иногда даже высмеивание этих самых звёзд.

Каковы же были эти самые звёзды 20-х? «Как литература, так и кинематография преуспевания утверждали в качестве идеала «человека, сделавшего самого себя», то есть стопроцентного американца» (И. Комаров «Великий немой».- Москва, 1944, стр. 128). Основной смысл жизни такого человека – «американское процветание». А если на его пути и встречаются какие-то трудности, то все они - лишь небольшие препятствия на пути к «счастливому концу». Такие актёры как Дуглас Фэрбенкс, Уильям Херт воплощали на экране образ жизнерадостных, смекалистых и успешных молодых людей. Среди актрис того времени были популярны девушки симпатичные, но внешность их была достаточно заурядной. Их простота и отсутствие яркой индивидуальности работали на то, чтобы на месте подобной героини кинофильма себя могла представить любая молодая девушка. Один из примеров подобных актрис – Мэри Пикфорд.

Сильный смелый и храбрый Дуглас Фэрбенкс, маленькая, наивная «Золушка» Мэри Пикфорд… и хитрый, эгоистичный злодей и мерзавец Эрих фон Штрогейм.

Поначалу подобное сопоставление приводит в изумление. Каким образом в американскую систему просперити, апологет вечного благополучия и почёта мог «притесаться» подобный скользкий щеголь? Однако стоит учитывать, что в 1914-1918 годах началась Первая мировая война, и помимо образов храбрых солдат, героев, защищающих родину, кинематографу нельзя было обойтись без настоящих негодяев и злодеев. Особенно это относится к 1917 году, когда Америка сменила свою политику нейтралитета на открытое объявление войны Германии. И так получается, что настоящей находкой в поисках идеального актёра, который достоверно сыграл бы на экране образ врага, и становится Эрих фон Штрогейм с его австрийской военной выправкой, злобным блеском в глазах и каменным лицом.

Равнодушные жестокие офицеры, изображаемые Штрогеймом – это герои, которых американскому зрителю было естественно и даже приятно ненавидеть. Подобное амплуа тогда назвалось так: «The Man you love to hate». Воплощение всех человеческих пороков и отрицательных черт характера. Полная противоположность американской мечте.

Таким образом, в американской системе амплуа своя ниша появилась и у Штрогейма, хотя сам он эту систему всячески критиковал и ненавидел. Образ злодея и обличителя человеческих пороков закрепился за ним прочно и получил в дальнейшем своё логическое развитие в его последующих ролях и фильмах. Сам Штрогейм впоследствии даже придумал для себя девиз, соответствующий этому образу: «Самый чудовищный человек в мире».

Примечательным фактом в биографии этого человека является также и то, что он в начале своей кинокарьеры работал администратором в фильмах Дэвида Уорка Гриффита, иногда снимаясь в небольших ролях в его картинах. Методы этого великого американского режиссёра оказали большое влияние на творческие взгляды самого Штрогейма. Фактически Штрогейм негласно считался учеником этого классика американского и мирового кинематографа. Взяв за основу стремление учителя к наибольшей реалистичности и достоверности, потрясающую игру его актёров, умение через целое выразить частное и наоборот, особенности киноязыка, Штрогейм отталкивался от этих его принципов, но, в тоже время, и ушёл далеко в сторону от них в особый мир своих собственных фильмов. Насколько и как именно его фильмы рознятся с фильмами Гриффита, будет сказано ниже. Важно то, что Штрогейм был вдохновлён человеком, подобно ему не терпящим фальши, и в некоторой степени продолжил традиции Гриффита в американском киноискусстве.

Первым фильмом Штрогейма стала картина «Слепые мужья», поставленная по сценарию, написанному им самим. Здесь уже прослеживаются наметки будущих ориентиров режиссёра – в ироничной водевильной манере высмеивается супружеская измена, неудачные браки, дешёвые адюльтеры. И при этом в картине нет привычного для подобного сюжета сентиментализма – это драма. Сам Штрогейм играет в этом фильме роль лейтенанта фон Штойбена, соблазняющего жену известного учёного-геолога. Похотливый лейтенант поначалу безуспешно пытается предложить хорошенькой женщине свои ухаживания, бесстыдно разглядывая её ножки. Впоследствии подобный кадр рассматривания женских ножек появится ещё в двух фильмах Штрогейма («Глупые жёны» и «Весёлая вдова»).

В данной картине финал ещё даёт надежду на спасение – наивная дама прозревает благодаря уговорам проводника-альпиниста и видит истинную сущность своего соблазнителя. Однако подобный «счастливый» конец впоследствии в фильмах Штрогейма встречаться уже не будет.

И ведь за основу был взят абсолютно банальный сюжет супружеской измены – но как он был обыгран. «Слепых мужей» уже нельзя поставить в один ряд с творениями Э. Любича или Сесилля Блан де Милля («Зачем менять жену»). Последнего кинорежиссера даже можно назвать чем-то сродни антипода Штрогейма в американском кино. В те годы С. Де Миль был очень популярен в Голливуде, его фильмы никогда не знали провалов. По его словам, всё, что нужно было массовому зрителю, это: «Библия, секс и кровь». В подобном стиле де Милль и снимал. Он не то чтобы восхвалял богатство, благополучие и красоту – он на них работал, а значит, обязан был относиться к ним положительно и прославлять их преимущество над чем-либо другим. Именно фильмы де Миля положили начало эпохе звёзд в кино, когда на фильм шли не из-за сюжета или идеи, а из-за актёра, в нём играющего. Штрогейм, в противовес де Милю ничего подобного ни делал, а, наоборот, с каждым своим новым фильмом всё больше раздражал дистрибьюторов. Придерживаясь важной ему одному идеи, он шёл к ней, не жалея ни денег, ни своей репутации.

Фактически все фильмы де Миля можно назвать одой буржуазии и всему с ней связанному, а все фильмы Штрогейма – этой самой буржуазии посрамлением. Слишком общо и грубо, но, тем не менее, правдиво. Что примечательно, Штрогейм не высмеивал особенности американской мечты о вечном процветании в откровенно сатирической форме. Скорее это всегда была доля чёрного юмора вкупе с отчаянием.

Как бы то ни было, но первая картина Штрогейма «Слепые мужья» прошла в прокате вполне успешно, и после им был снят фильм «Дьявольская отмычка» (1920). Настоящим же продолжением на пути сатиры и высмеивания пороков американского общества стала его третья картина «Глупые жёны» (1921).

Как и в первом фильме, одну из главных ролей (граф Серж Карамзин) здесь исполняет сам Штрогейм, и исполняет, надо отдать ему должное, превосходно. Граф вместе с двумя кузинами проживает остатки своего состояния в поместье в Монте-Карло. Из его ежедневных занятий можно упомянуть стрельбу, привычку пить по утрам бычью кровь и не брезговать дорогими подарками от своих многочисленных любовниц. Но два самых главных интереса в его жизни – это женщины и деньги. Две эти страсти взаимосвязаны. Ведь, как было сказано выше, в основном Карамзин получает деньги именно от женщин.

В Монте-Карло очередной мишенью графа становится жена американского консула в Монако. Героиня вполне благосклонно относится к ухаживаниям графа. Ведь когда нужно, Карамзин может казаться обходительным и достойным человеком, настоящим джентльменом. Однако истинную его сущность выдают некоторые эпизоды, в которых режиссёр умело наталкивает зрителя на определенные мысли и ассоциации. Во время одной из встреч с консулом и её женой граф развлекается тем, что участвует в соревновании в стрельбе по голубям. Во время соревнования его лицо ожесточается, принимает не просто надменное, а даже какое-то звериное выражение.

Впоследствии этот эпизод получит своеобразное продолжение, более глубокую трактовку образа графа. Во время прогулки Карамзина и жены консула начинается гроза. Они вынуждены прятаться в хижине. Промокшая от дождя женщина переодевается, а «деликатный» граф «тактично» отворачивается,… изучая отражение героини в зеркале. Неожиданно в кадре рядом с графом появляется фигура козла. Мужчина яростно отталкивает животное, словно сражаясь с ним за заветное место у зеркала. И это наводит зрителя на мысль о некоем сходстве между этими двумя персонажами. Проще говоря, никем иным как этим животным Штрогейм графа не считает.

Ещё полнее вся подлость характера графа раскрывается через его взаимоотношения со старой одинокой служанкой. Перед бедной безответно влюблённой в него женщиной он ломает настоящую драму – говорит о том, какой он несчастный, плачет, целует её (вытерев после этого губы). И поверив ему, служанка отдаёт «нуждающемуся» все свои сбережения.

Именно эта обманутая служанка, ближе к концу картины осознав истинную цель графа, положит начало справедливой мести за все его прегрешения. Она подожжёт дом, где в это время будут находиться граф и жена консула. Оба героя выживут. Однако впоследствии графа предаст его подельник фальшивомонетчик, чью дочь Карамзин совратил. Он будет сброшен в сточную канаву («где ему самое и место» - показывает нам Штрогейм), его кузины арестованы, а репутация жены консула не будет испорчена.

И вновь этот кажущийся положительным тон финала. Счастливый конец в сравнении с теми же «Слепыми мужьями» здесь ещё больше кажется счастливым, в него уже практически не веришь, хотя все атрибуты хэппи-энда налицо. После окончания картины остаётся странное послевкусие, которое даёт зрителю полную уверенность, что подобное происшествие повторится еще, и не раз. И если Карамзин получил по заслугам, то это не значит, что каждый подобный обман будет караться по закону.

А каковы сами герои этих двух картин, затрагивающих семейную жизнь? Привычные американские ценности их не волнуют. Всего они привыкли добиваться хитростью, обманом и предательством. Они не ждут поблажек от судьбы, и, возможно, хотя бы в этом они правы. Ведь никто не гарантирует им, что, несмотря на все препятствия когда-нибудь всё будет хорошо. Напомним, именно таков основной девиз оптимистических картин с вечно побеждающими героями. У героев Штрогейма не бывает вечных побед – ни у положительных, ни у отрицательных. Да и подобное разграничение на чёрное и белое для данного режиссёра не вполне приемлемо.

Ложность представления о хорошем и плохом, развенчание мифа об основном оплоте любого американца, мифа о его семье – всё это достигает своего апогея, высшей точки в фильме Штрогейма «Алчность» (1923). Этот фильм считается не только самым лучшим творением этого режиссёра, но одной из тех великих классических картин мирового кинематографа, которые зрители никогда не устают пересматривать. «Это произведение (позже включенное в число 12 лучших фильмов мира) стало вершиной его режиссёрской практики» (И. Комаров «Великий немой».- Москва, 1944, стр. 168).

Сын шахтёра Мак Тиг, выучившись на зубного врача, работает в небольшой клинике, где и знакомится с небогатой девушкой Триной и её женихом Маркусом. Мак Тиг влюбляется в Трину, а Маркус как-то довольно легко расстаётся со своей невестой, практически добровольно отдаёт её Мак Тигу. Молодые же люди нашли друг друга и вполне счастливы.

За некоторое время до свадьбы обнаруживается, что Трина выиграла крупную сумму денег в лоторею. Узнав об этом, Маркус яростно корит себя за то, что оставил невесту. Не будучи богатой, она была ему не нужна, но крупный выигрыш пробуждает в нём сильную зависть. Девушка тем временем решает сохранить свои деньги нетронутыми и, обменяв денежные купюры на золотые монеты, хранит их у себя не давая мужу. Она не задаётся вопросом, почему она это делает. Приятное изумление от выигрыша сменяется сознанием того, что «где-то там, рядом» у неё есть золото, которое никуда от неё не денется. И поначалу это выглядит просто как деньги, отложенные на чёрный день. Но лишь поначалу.

Брак же Трины и Мак Тига как-то с самого начала не заладился. Штрогейм в данном случае высмеивает даже свадебную процессию. Чувство праздника, света, всего белого – всего этого нет. А есть скромное платьице Трины, похоронная процессия за окном, и обжорство приглашённых, описанное в яростно натуралистических чертах. Кажется, всё предвещает этому союзу несчастье.

Проходит некоторое время, а характер Трины всё больше портится: якобы отложенные на чёрный день деньги, как выяснилось, отдавать она никому не собирается. Даже с собственной матерью, прозябающей в нищете, ей жаль поделиться золотом. Сам факт обладания им становится для неё дороже всего на свете. Ради этого она сама готова жить в нищете. Скупость жены приводит к многочисленным ссорам с мужем. А тут ещё из-за доноса Маркуса Мак Тиг был уволен, и доходы семьи стремительно сокращаются.

В конце концов, Мак Тиг уходит от Трины, а она остаётся одна со своими начищенными до блеска золотыми монетками, разбросанными по кровати. Однако алчность и желание обладать драгоценным золотом свойственна не только завистливому Маркусу – она пробуждается и в Мак Тиге. Он находит жену и убивает её, забрав деньги.

В прошлом два приятеля, а теперь враги – Маркус и Мак Тиг – встречаются в Долине Смерти. Каждый из них жаждет золота, и не хочет умирать. Но в итоге оба погибают, а деньги не достаются никому. Они добрались до своей конечной цели, только ни счастья, ни жизни им от этого не прибавилось.

Что хотел сказать Штрогейм этим своим самым сильным высказыванием? Он обличает зло в поначалу кажущихся нам положительными персонажах. Для них деньги становятся не средством (а только с таким подходом возможно выжить в этом мире, где всё покупается и продаётся) а целью, недосягаемой и такой близкой одновременно. Алчность извращает самое доброе и кажущееся нам милым существо, Трину. Алчность приводит всех троих главных героев к погибели.

Как уже говорилось ранее, Штрогейм в некоторой степени является продолжателем традиций Гриффита. «Алчность» - это тот фильм, где ученик пошёл гораздо дальше учителя. Если вспомнить «Нетерпимость» или «Рождение нации», то можно увидеть, что в каждом из этих фильмов американская семья была изображена как нечто нерушимое, прочное. В семье по Гриффиту всегда царит дружелюбие и любовь, каждый член семьи приходит на выручку другому. У Штрогейма брак Трины и Мак Тига изначально не является удачным. Какой ужас виден в глазах невесты во время свадьбы, как она не хочет покидать мать. Один из тех немногих моментов, когда супруги действуют сообща, заодно – это во время отказа пришедшему одолжить денег Маркусу. Радостные, что удалось сэкономить ещё немного денег, узнав об отъезде «друга семьи», Мак Тиг и Трина смеются. Но этот смех нельзя назвать ни радостным, ни светлым – он наоборот обличает всю низость поведения этих людей, даже их смех зловещ.

Ещё одной отсылкой к Гриффиту является исполнительница роли Трины Зазу Питтс. В её внешности можно найти много схожего с Лилиан Гиш, любимой актрисой Гриффита. И поначалу Трина действительно кажется зрителю наивной и милой женщиной-ребёнком. Однако впоследствии Штрогейм выворачивает этот образ наивного дитя наизнанку. Губы Трины от злости кривятся, на лице появляется нервный тик, злобная радость при виде денег приводят в ужас. Тонкие пальцы, перебирающие золотые монетки – вот символ её алчности.

Финал этой картины Штрогейма можно назвать пессимистичным, трагичным, но в то же время даже здесь есть доля оптимизма. Речь идёт о небольшой «сюжетной линии», художественной детали, которая несколько раз как бы невзначай появляется на экране. Первое упоминание об этой линии – маленькая птичка, найденная Мак Тигом. Из-за неё он сталкивает товарища с обрыва. В дальнейшем мы видим птичку в клетке уже в квартире молодожён. С нарастанием алчности Трины, со ссорой супругов – режиссёр показывает ещё один эпизод: кошка прыгает на клетку, пытаясь съесть птичку, но это вовремя замечает Мак Тиг.

Последнее и самое главное упоминание об этом «персонаже» зритель видит в финале. Будучи при смерти, Мак Тиг всё же находит в себе силы выпустить ту самую птицу из клетки, чтобы хотя бы это маленькое существо спаслось из Долины Смерти. Режиссёр даёт зрителю (а, возможно, и самому себе) надежду. Малую её часть, но всё же это надежда на то, что осталось ещё что-то светлое в человеческой душе, замутненной алчностью.

Сергей Эйзенштейн охарактеризовал этот фильм так: «Распад духовного мира трёх личностей, обуреваемых любовью к золоту, описан горечью и жестокостью» (Дени Марьон (Марсель Дефосс) «Синэа-Синэ пур тус», 15 ноября 1926 года – цит по Жорж Садуль «Всеобщая история кино» 4 том, второй полутом, стр. 205). Впоследствии кинокритики ещё не раз доброжелательно выскажутся в адрес этого фильма. Однако Америка, с удовольствием смотревшая «Слепых мужей» и «Глупых жён», «Алчность» не приняла. Она не могла простить Штрогейму того, что «… при постановке «Алчности» тот израсходовал так много денег на изображение не роскошной жизни богачей, а бедной жизни обездоленных людей» (Жорж Садуль «История киноискусства». – «Издательство иностранной литературы», Москва, 1957, стр. 212). На фильмы Штрогейма практически всегда тратились бешеные деньги, и они практически никогда не окупались. Определённое время он продолжал упорно гнуть свою линию и снимать, в отличие от других знаменитых американских режиссёров того времени то, что ему хотелось, а не то, что было выгодно. И, разумеется, подобный расклад вывел студийных боссов из себя. Фактически после провала «Алчности» Штрогейм уже не мог позволить себе былой свободы выбора идеи фильма, выбора хронометража, актёров и прочего.

Окончательно двери Голливуда закрылись для него после «Королевы Келли», фильма, который Штрогейм так и не смог сам закончить. Его изначальная задумка, обличающая дикое пресыщение властью, претерпела значительные изменения. Важную роль здесь также сыграло и то, что роль невинной монахини в фильме исполняла Глория Свенсон, любимица С. Де Милля. Очевидно, что в роли невинной девушки она смотрелась довольно неубедительно.

Идея режиссёра так и не была осуществлена. Однако даже некоторые доступные нам сцены этого не снятого до конца шедевра поражают: купание в ванне из шампанского, сцена избиения монахини розгами. Это была последняя работа Штрогейма как режиссёра. Впоследствии, если студии и приглашали его, то только в качестве актёра.

Особенно символичной была одна из последних его ролей в знаменитом фильме Билли Уайлдера «Сансет Бульвар». В его персонаже было много автобиографичного. Постаревший, в прошлом знаменитый в Голливуде режиссёр, теперь работал лакеем у давно всеми забытой звезды немого кино (её роль исполнила Глория Свенсон). Удел тех самых звезд 20-х, которые таки взяли верх над суровым натурализмом Штрогейма, показан здесь с горькой иронией и долей отчаяния. Бывшие знаменитости продолжают верить в былую сказку – без неё они уже не выживут.

Излишняя экзальтированность звезды немого экрана и холодное спокойствие её лакея – вот ключевые ассоциации к тому периоду, во время которого Штрогейм работал в Америке. Страна делала своих иллюзорных героев, в которых все верили. А он продолжал упорно показывать зрителю реальную жизнь, в которую не верил никто.

Герои Штрогейма по своей сути больше похожи на зверей чем на цивилизованных людей. Всевозможные инстинкты и пороки, заложенные в каждом из нас на генетическом уровне, можно скрыть под маской цивилизованности и обходительности. Однако по фильмам этого режиссёра мы видим, что очень легко эту маску разорвать и пробудить в человеке его нижайшие качества. Разум должен преобладать над желанием – воображаемые герои Штрогейма с желанием справиться не могут. Да и воображаемые ли это герои? Не кроется ли подобное желание наживы, жажда обмануть и «на халяву» получить что-нибудь в каждом втором? Разумеется, верить в это хотелось не всякому. Пусть лучше отражением героя на экране будет исключительный во всех отношениях человек, пусть ненастоящий. Зато ощущать себя им гораздо приятнее, чем героем картин Штрогейма.

За несколько жестокой манерой Штрогейма «выдергивать» человека из мира грёз скрывается истинный гуманизм человека, желающего пробудить в человеке лучшие качества, помочь ему избежать проступков. Критика Штрогейма «окрашена жалостью, даже сентиментальностью: увечье, болезнь, искренняя любовь, соблазнённая девушка, даже самое уродство расцветает в штрогеймовском саду трогательным голубым цветком» (Жорж Садуль «История киноискусства».- «Издательство иностранной литературы», Москва, 1957, стр. 210). Зритель того времени был не готов к подобному реализму в киноискусстве. Однако Штрогейм, как истинный художник, верил в то, что рано или поздно его фильмы повлияют на умы и сердца людей. И оказался прав.

Вероника Чугункина

Взято с сайта www.goodcinema.ru